[avary09]

Это было в далеком 2002-м году. Ляля Полякова только-только начала работать следователем. Работа ей была очень интересна, романтика еще не прошла, и она с радостью погружалась в новые и новые дела, особенно в сложные и интересные. Понятно, что начальство это всячески поощряло, и хоть опыт работы был у Ляли невелик, когда нужно было срочно «вытянуть» какое-то дело, вопрос, кому дать очередную заморочку, практически не вставал. Инна Куликова, дама предпенсионного возраста, неожиданно заболела. В то время у Инны в производстве было одно большое дело по кражам из магазинов. Все бы ничего, но буквально за неделю ее болезни из соседнего города передали два эпизода на тех же фигурантов, и эпизоды эти были возбуждены очень и очень давно. Поэтому срок следствия «съелся», до шести месяцев оставалось всего 6 дней. Тогда еще свыше шести месяцев сроки следствия продлевали в областной прокуратуре. От старых работников Ляля слышала, что это- самое страшное, что может случиться в работе следователя. Сначала несчастному предстояло явиться в областное следствие, где вытягивали всю душу, составляли протокол оперативного совещания с наказанием следователя, поскольку продление свыше 6 месяцев априори считалось волокитой, а потом следователь с этим протоколом в сопровождении куратора из областного следствия являлся в областную прокуратуру. И никто не мог быть уверен, что вся эта история не кончится увольнением следователя-волокитчика.
Наслушавшись всех этих страшилок, искренне не понимая, за что ее, видящую дело два дня, могут наказать, сменившись в 7 утра с суточного дежурства, Ляля собралась в область. Компьютеров тогда в районном следствии не видел никто, поэтому Ляля полночи долбила постановление о продлении на старенькой печатной машинке. Распихав тома уголовных дел по пакетам, Ляля плюхнулась в машину и выкроила пару часов сна. Около 9 утра, с помятым лицом, Ляля явилась в областное следствие. Там ее ждало первое глубокое разочарование.
Куратор только что сменился после суточного дежурства. Ну и как белый человек пошел отдыхать, и проблемы Ляли, отдежурившей сутки в режиме без секунды сна его не волновали. Кто-то из кураторов другого района слегка вошел в положение Ляли, быстренько напечатал необходимый протокол, указав, что в действиях следователя Поляковой усматривается волокита, всучил ей данную бумаженцию, и пожелал счастливого пути в областную прокуратуру. На робкий вопрос о том, как же ей явиться туда одной, если по приказу положено с куратором от областного следствия, Ляля получила в ответ лишь пожимание плечами и туманные фразы типа «давай как –нибудь сама». Ну давай, так давай. Ляля вновь подхватила пакеты с томами и побрела по областному центру, попутно уточняя у прохожих направление. Зима была в тот год слякотная, поэтому, когда через час Ляля, взмокшая в дубленке, с хлюпающей жижой в сапогах добралась таки до пункта назначения, ей уже было все равно, что с ней сделают. Войдя в холл прокуратуры, она немного растерялась. Как-то совершенно не подумала о том, к кому же ей нужно идти. Поскольку в шапке постановления было указано «Утверждаю. Прокурор области», Ляля решила прямиком рвануть к тому, кто должен был подписать постановление. Сообщив постовому, что ей нужно к прокурору, даже слегка удивилась тому, как доброжелательно ей объяснили, куда и как пройти. Плохо ориентируясь в здании и не найдя лифта, Ляля взобралась на пятый этаж по лестнице, и в потрясающем образе- слипшиеся волосы, круги под глазами, расстегнутая дубленка, полушалок, свисающий с шеи, оттянутые пакетами руки- предстала перед очами секретаря. До сих пор Ляля краснеет, когда вспоминает тот день, этакая Фрося, прибывшая из глухой провинции в солидное учреждение. Секретарю она просто пояснила, что приехала с продлением и ей нужно к прокурору. Уже через пять минут Ляля мялась на пороге в кабинете прокурора. Сейчас, возвращаясь мыслями в те времена, Ляля восхищается самообладанием и терпением прокурора. Настроившись увидеть отожравшегося барина, Полякова была приятно поражена встретившим ее моложавым мужчиной с внимательным взглядом. Оценив облик прибывшей, приняв ее видимо за очередную жалобщицу, прокурор предложил присесть и изложить проблему. Опасаясь, что приземлившись на стул она просто уснет, Ляля отказалась, и так и стоя в дверях, не зная, как себя вести и куда приткнуть пакеты с делами, не выпуская их из рук, произнесла сумбурную речь о необходимости продлить дело свыше шести месяцев. Когда же прокурор участливо спросил ее: «Милая, а сколько ж ты работаешь-то следователем?», Ляля бойко заявила «Уже полгода!», и, видимо от всех переживаний и усталости, расплакалась. Понимая, что выглядит жалко, Ляля пыталась перебороть себя, но от этого только сильнее хлюпала носом. Прокурор сорвался со своего места, усадил ее в кресло, потребовал от секретарши принести кофе, и стал успокаивать Полякову. Было видно, что он в растерянности и не знает, как себя вести в такой ситуации. Вспомнив о том, что она все-таки офицер, Ляля взяла себя в руки и краснея пробормотала: «Извините, сама не знаю, что нашло, не выспалась, наверное. Настраивалась, что Вы меня сейчас ругать начнете за волокиту, а Вы какой-то неправильный прокурор, вот я и расслабилась». Прокурор расхохотался: «Ты знаешь, неправильный прокурор почему-то прозвучало как комплимент. Ну рассказывай, сколько дел в производстве, как нагрузка? Разрешишь закурить при тебе, дым не раздражает?» Набравшись смелости, Ляля сказала, что не только не возражает, но тоже бы хотела составить компанию, после чего закурила и стала рассказывать прокурору про дела. «Постой-постой,- перебил он- как 29 дел в производстве? Это ты глухари что ли расследуешь?» «Да что Вы, глухарей-то у нас до ста в одних руках доходит!»- прихлебывая кофеек, уже совершенно поборов скованность, пояснила Ляля. «Охо-хо, бедные Вы, бедные, следаки милицейские. Сколько ж грузят-то на Вас…А где куратор-то, он чего с тобой не пришел?» «Так он после суток, отдыхает». Тут прокурор впал в недоумение, в итоге выяснилось, что они с Лялей говорят о разных кураторах. Она вспомнила об областном следственном, а прокурор имел ввиду, что с каждым продлением сначала обращаются в прокуратуре к тому куратору, кто надзирает за горрайорганом, из которого прибыл следователь, тот изучает дело, постановление, и приносит все это на подпись прокурору, а уж тот, если считает нужным, вызывает следователя, а может и не вызвать, если все понятно. Узнав об этом, Ляля впала в панику, затушила сигарету, отставила чашку кофе, и вскочила, намереваясь бежать куда угодно, а прокурора жутко забавляла эта ситуация: «Ну ты даешь! А что, правильно, чего ходить по этим промежуточным этапом, взяла и отправилась сразу к прокурору! Ну ты и кадр, я таких еще не видел!» Ляля боялась, что может снова расплакаться, такой дуррой казалась она себе в этот момент. «Ну ничего, ты уж не переживай, ну первый раз с кем не бывает, откуда тебе знать эту процедуру? Ваши в областном следствии конечно еще те чудаки на букву «М», но да бог с ними. Я бы тебе, конечно, без проблем сам бы все подписал, но понимаешь, у нас же тоже бюрократия, куратор по каждому делу надзорку ведет, чтобы потом отслеживать, без него никак не обойдемся. Ну ты не переживай, у нас по твоему району куратор отличный, я сейчас ему позвоню, он за тобой придет, заодно и на будущее узнаешь, как да чего, подсказывает мое сердце, не последний раз ты здесь, так уж заведено, обычно одни и те же приезжают. Ты не слушай никого, что свыше 6 месяцев только волокитчики приезжают, обычно наоборот, самые работающие, просто им дела отдают тогда, когда уже кто-то загадит, чтобы спасали. Так что, твое начальство видать видит, что из тебя толк выйдет, раз такой маленький стаж, а уже такое дело дали». Произнеся эту речь, прокурор набрал номер куратора: «Максим, зайди ко мне, тут у меня следователь из М. с продлением, хотела без тебя обойтись, но я не могу лишить тебя радости с ней познакомиться, штучный экземпляр». Буквально через минуту в кабинет вошел молодой человек в строгом костюме. Было видно, что он очень старается казаться строгим и серьезным, но глаза выдавали, что он еле сдерживает смех и какой-то детский восторг. Вообще у Ляли почему-то сразу сложилось впечатление, что он как-то по-детски наивен, хотя прикинула, что он старше ее года на два- на три. «Вот, получай свою подшефную, изучи, если что-то не так, подскажи, помоги, девочка долго добиралась, устала»- проводил их прокурор. Спускаясь по лестнице, куратор представился «Максим Сергеевич, хотя лучше просто Максим. Ну ты даешь, это же надо было сразу к прокурору! Как тебя только пропустили-то, и на посту, и секретарь! Удивительное дело, ты может гипнотизерша? Глаза-то вон какие, черные!» В присутствии Максима Ляля почему-то почувствовала себя жутко скованной и смущенной. Не то чтобы он ей понравился, но что-то в нем было такое, притягательное. Придя в кабинет, Максим начал кипучую деятельность, тоже расспросил про количество дел, про режим работы, узнав, что она Полякова сутки не была дома, тут же стал уговаривать ее пойти с ним в столовую, чтобы он мог ее угостить. Ляля пришла в ужас, это ей сидеть с ним за столом, говорить о чем-то кроме дел, нет и нет! Поняв, что Лялю не переубедить, Максим стал читать дело и постановление о продлении. Ну конечно же выяснилось, что в постановлении Ляля наошибалась, как только могла, поскольку писала его в полудреме. Максим достал печатную машинку, сначала хотел усадить за стол горе-следователя, но видя, что она практически спит на ходу, стал перепечатывать ее постановление, а Ляля в этот момент окончательно опозорила себя в глазах прокурорских сотрудников, поскольку просто уснула на стуле. Правда, очнувшись из забытья минут через 15, в панике стала вырывать у куратора машинку и убеждать, что сама может сделать все. После недолгой борьбы Максим все же уступил ей, а сам вышел из кабинета и вскоре вернулся с пирогами и кофе. Примерно через полчаса Ляля чувствовала себя умиротворенной и раскованной, постановление было написано, но выяснилось, что прокурор где-то на час занят, и поскольку все равно придется ждать, когда тот освободиться, они с Максимом разговаривали ни о чем, как хорошие приятели. Когда прокурор освободился, Ляля поймала себя на мысли, что ей не хочется уезжать. Максим, отвезя ее на своей машине к областному УВД, где Лялю должна была подобрать служебная машина для возвращения домой, опустив глаза, спросил: «Ну мы же еще увидимся?» Ляля отшутилась, что еще не раз приедет к нему на пирожки, и уехала. Всю дорогу она ловила себя на мысли, что думает о Максиме гораздо больше, чем следует замужней девушке думать о другом мужчине. Она гнала от себя эти мысли, но они как-то навязчиво возвращались. Когда она на работе рассказала о своей поездке, все были долго ахали и удивлялись, оказывается, из всех сотрудников следствия прокурора видел только один, и то давно, и после пожелания прокурора его увидеть. Он же оказался самым осведомленным, который и сообщил, что Волков Максим, куратор- племянник прокурора, но действительно очень доброжелательный и незаносчивый парень. Через три месяца ей снова пришлось поехать в областную прокуратуру, она ловила себя на мысли, что в отличие от остальных, которые ужасно боятся подобных поездок, она ее ждет…В этот раз, как и полагается, сначала она прошла к куратору. И в этот раз, согласно приказа, с ней был куратор от областного СУ. Который, мягко говоря, онемел, когда увидел, как Максим поднялся со стула и бросился к двери: «Ну надо же, Ляля! Ты! Вот так приятный сюрприз!» И тут же смутился, замер, предложил пройти, сдержанно поздоровался с куратором, пробежался глазами по бумагам, сказал куратору, что не видит необходимости в присутствии последнего. Когда тот удалился, Максим снова стал уговаривать Лялю пообедать с ним. Кляня себя в душе, Ляля отказалась. Вздохнув, Максим сказал: «Я все понимаю. Ну ведь ты тоже понимаешь, я могу придумать, что прокурор сегодня продление не подпишет, оставит себе, тебе придется приехать еще раз. Просто я боюсь, что тебе этого не нужно. Скажи мне, мне вообще есть на что надеяться?» Ляля молчала. Она не знала, что сказать. Да, он ей нравился, даже больше чем нравился, настолько, насколько это возможно после двух коротких встреч по рабочим вопросам. Но что ему сказать, она не знала. Максим молча ушел, подписал продление, вернул ей. «Ты все-таки приезжай. Даже если тебе не нужно в прокуратуру, будешь в области, заезжай.»
Прошел почти год. Ляля снова поехала в областную прокуратуру. С замиранием вошла в кабинет. Вместо Максима сидел совершенно другой мужчина. «Простите, а где мне найти Волкова?» Мужчина взглянул в ее сторону равнодушным взглядом: «Волков от нас перевелся. Позавчера сдал полномочия и уехал. Вы по какому вопросу? Теперь я за него». «Не можешь ты быть за него»- подумала Ляля. Она поймала себя на мысли, что ей очень хочется плакать, как-будто она потеряла что-то важное. Подписала продление, вернулась домой, а в душе что-то скребло. Через два дня на работу ей пришло письмо: «Теперь нам увидеться практически невозможно. Но иногда возможно сделать невозможное. Захочешь- позвони. Я сразу же приеду.» Там же был номер телефона. Упрекая себя за слабость, она так и не позвонила, но и выкинуть номер не смогла. Несколько лет доставала письмо, перечитывала, доставала мобильник, одергивала себя и убирала письмо подальше в стол. Она не видела его с июля 2003 года.
В пятницу в прокуратуру приехала проверка из генеральной прокуратуры. У всех следователей взяли на проверку продленные уголовные дела. Взяли и у нее два дела. В воскресенье ей неожиданно позвонили, что у проверяющих возникли вопросы, ей нужно приехать в прокуратуру. Быстро собравшись, она приехала и вошла в кабинет прокурора. И замерла. «Ляля, я как увидел твою фамилию и инициалы, я не смог удержаться, даже до понедельника не смог. Прости. Я просто боялся, что ты уже не работаешь. А тут- твои дела!» И улыбнулся улыбкой из того самого прошлого.

Возможно, продолжение следует…